Рейтинг@Mail.ru
Из писем Людмиле Улицкой. Воспоминания Владимира Волковича - РИА Новости, 18.09.2013
Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Из писем Людмиле Улицкой. Воспоминания Владимира Волковича

Читать ria.ru в

22 июня по инициативе писательницы Людмилы Улицкой в интернете стартовал конкурс рассказов о послевоенном детстве, который завершится выходом к 9 мая 2013 года сборника лучших историй. Прочитать самые интересные из них можно будет на сайте издательства АСТ и агентства РИА Новости.

"Да не прервётся цепь…" (отрывки из романа)

В пятьдесят третьем году умер "отец народов".

Была весна, но погода на Урале в марте стоит ещё холодная. Отец взял меня с собой на траурный митинг. На улицах было необычное оживление, тысячи людей заполнили их от края и до края. Все говорили шёпотом. На перекрёстках и площадях висели чёрные квадратные репродукторы, около которых, задравши к ним лица, стояли люди и внимательно слушали. У многих были слёзы на глазах. Отец повязал себе чёрно-красную ленту на рукав пальто. Я тоже попросил повязать мне такую же, это было интересно и казалось какой-то всеобщей игрой. Люди выступали, говорили горячо, кричали и плакали. Но мне почему-то плакать не хотелось. Я только испугался, когда начал выступать отец. Никогда его таким не видел, вздувшиеся от напряжения жилы на шее, громкий голос, срывающийся в крик.

- Товарищи! Наш народ понёс тяжёлую утрату. Нас покинул Великий вождь, благодаря которому мы с вами сейчас имеем возможность жить. Это под его мудрым руководством отсталая страна превратилась в могучую индустриальную державу. Это благодаря его гениальному таланту военачальника советский народ смог уничтожить фашистскую гадину. Рабочие и крестьяне чтят его, это он принял в свою твёрдую руку коммунистическую эстафету от Владимира Ильича Ленина. И сейчас каждый может сказать, что жить стало легче, жить стало веселее. После такой кровавой войны цены на продукты снижаются регулярно. Счастливы народы нашей страны, что во время тяжёлых испытаний с нами был товарищ Сталин. Сейчас империалисты всех мастей обрадовались, не стало уже нашей защиты и опоры, теперь можно безнаказанно напасть на нас. Но они ошибаются, верная заветам товарища Сталина Коммунистическая партия продолжает руководить нами. Она, как и наш вождь, никогда не ошибается. Мы скорбим со слезами на глазах, мы осиротели сегодня, но товарищ Сталин навсегда останется в наших сердцах, в сердцах наших детей и внуков.

Отец отвернулся от толпы, прикрыл глаза рукой, и тысяча людей не могла скрыть слёз.

Через много лет, вспоминая эту речь отца на траурном митинге, я подумал, что он искренне рыдал по человеку, который осудил его на смерть в тридцать седьмом. Отцу чудом удалось вырваться из ГУЛага в сорок первом, одному из миллионов, оставшихся там навсегда. А проживи этот тиран ещё с полгода, отправил бы всю семью отца в сибирскую тайгу, вагоны для депортации, точно такие же, в каких везли смертников в Освенцим и Дахау, уже ждали на запасных путях. Ну, а самого бы расстрелял.

Таковы парадоксы истории.

***

Зимой пятьдесят третьего в магазинах не стало хлеба. К открытию магазинов, в которые привозили хлеб, собирались огромные толпы людей. Когда открывались двери, начиналась давка и драка, после этого многие, зачастую оказывались в больнице. Давали только по буханке хлеба в одни руки. Однажды я уговорил отца взять меня с собой в магазин, чтобы получить две буханки.

Около входных дверей было черно от людей, стоял гвалт, задние напирали на передних, из-за этого никак не могли открыть двери. Наконец двери открыли, и толпа со страшным воем рванулась внутрь, сбивая всех, кто попадался на её пути. Через несколько минут получившие хлеб ринулись назад и столкнулись с теми, кто ещё не вошёл в магазин.

- Стой здесь в сторонке, обойдёмся и одной буханкой, - сказал отец, - я скоро выйду.

И вклинился в толпу.

Отец потом рассказывал, как его прижали к дверям, рука попала в мощную дверную пружину, и в этот момент несколько человек, решили остановить толпу, навалившись на дверь и закрыв ее.

- А-а-а!

Перекрывая рёв людей, кричал мой отец. Вскоре его вытолкнули из толпы. Рука отца висела плетью, из неё хлестала кровь. Потом я узнал, что ему порвали кисть руки, сломали кости. Отец опустился на лавку возле забора и, морщась от боли, пытался перетянуть рану носовым платком. Никто вокруг даже не подумал подойти.

Я плакал, пытался помочь, стараясь не смотреть на кровь, но силёнок было мало и мне никак не удавалось перетянуть руку носовым платком.

Наконец, какая-то женщина сжалилась, подошла, достала из кармана куртки нож.

- Спокойно, мужик, только не дёргайся, я сейчас рукав от рубахи твоей отхвачу и перетянем.

Кое-как мы с этой женщиной перетянули руку куском ткани от рубашки и направились домой. Жили мы всего в квартале от магазина. Отец шёл, опираясь на меня, я еле выдерживал его тяжесть. Самое трудное было подняться на третий этаж, где была наша квартира. Я хотел сбегать за матерью, но боялся, что отец, оставшись один, потеряет сознание. Медленно поднимались, опираясь на перила, отец стал уже белый, как мел. Пока я стучал в дверь, он покачнулся и я бросился к нему, чтобы поддержать.

Дома мы с матерью уложили его в постель, мать перевязала рану, а я побежал на станцию скорой помощи, благо больница была неподалёку. Телефонов тогда не было почти ни у кого. Отцу вкололи какое-то лекарство, положили на носилки и увезли. Вечером ему сделали операцию.
А мы в тот день остались без хлеба.

Позже, во избежание подобных случаев, городские власти приняли постановление об очерёдности. Кто-то из членов семьи занимал очередь ранним утром и получал номер. Теперь его очередь была зафиксирована. Номер записывали фиолетовым карандашом на ладони. Обязанность вставать в пять часов утра, и выходить морозным уральским утром к магазину, всегда доставалась мне. Люди в очереди были одни и те же, кто-то в каждой семье нёс эту повинность, и номер мне часто попадал один и тот же – триста сорок пятый. Я запомнил его на всю жизнь.
И продавщицы были одни и те же – немолодые женщины с озабоченными, усталыми, посеревшими от работы лицами.

Спустя четыре десятка лет я стоял перед этим магазином и смотрел, как расхватывает народ вкусно пахнущие горячие французские булки. Мне представлялось чёрно-серое морозное утро и большеглазый мальчишка в старенькой фуфайке и мамином платке, скукожившийся от холода.

Я всё заглядывал внутрь магазина через людские головы, надеясь увидеть там знакомые лица продавщиц из моего детского далека.
Но напрасно, тех людей давно уже не было на свете.

Текст рассказа предоставлен издательством АСТ

Прием работ закончен. Промежуточные итоги конкурса будут подведены в декабре в рамках книжной ярмарки Non/fiction-2012.

 
 
 
Лента новостей
0
Сначала новыеСначала старые
loader
Онлайн
Заголовок открываемого материала
Чтобы участвовать в дискуссии,
авторизуйтесь или зарегистрируйтесь
loader
Обсуждения
Заголовок открываемого материала