Анна Банасюкевич
Спектакль Робера Лепажа "Карты 1: Пики", первую часть будущей тетралогии знаменитого квебекца, показывают на Чеховском фестивале, на сцене цирка на Цветном бульваре.
10 спектаклей Чеховского фестиваля, которые нельзя пропустить >>
Москва открыла для себя Лепажа шесть лет назад и с тех пор хранит ему верность – каждый приезд его театра Ex Machina сопровождается естественным ажиотажем: спектакли этого режиссера трудно, да и не хочется, с чем-либо сравнивать. С одной стороны, все признаки современного европейского театра – сложные технологии, виртуозная постановочная часть, кинематографический принцип монтажа эпизодов, центробежная система персонажей, складывающая отдельные судьбы в общечеловеческую мозаику, а с другой – поражающая простота и какая-то высшая легкость, с которой Лепаж рассказывает свои истории. Можно восхищаться декорациями, красотой света, плавному, незаметному переходу от эпизода к эпизоду, но, все-таки, главная тайна таланта Лепажа лежит в области свободной фантазии, в поле человековедения, в гении рассказчика.
Театр Лепажа, вроде бы, не особенно социален, вроде бы, совсем не политизирован, но люди в его сочинениях совсем не абстрактные, и меньше всего хочется говорить о вечном. Вечное – это само собой, но то одиночество, те страхи, фобии, та растерянность и то робкое желание счастья, которые испытывают герои Лепажа еще со времен "Обратной стороны луны" (первый спектакль, приехавший в Москву), они очень сегодняшние. Эти тонкие, эмоциональные привязки ко времени трудно расшифровать, но они безошибочно входят во взаимодействие с сознанием зрителя.
В этом смысле "Карты 1: Пики", может быть, самый "конкретный" спектакль канадца – можно с легкостью установить время действия: в одном из эпизодов официанты и горничные престижного отеля в Лас-Вегасе слушают по телевизору заявление президента Буша о начавшейся войне в Ираке. Лощеная, расслабленная порочность знаменитого скопища злачных мест – в странном диалоге с такой неуместной, но такой близкой войной: шум вертолетов то и дело врезается в негромкие разговоры клиентов казино, в красно-черное, поблескивающее дорогими бутылками пространство бара вклиниваются солдаты в камуфляже. Парадоксальная близость не имеющих ничего общего между собой пространств – пустыни, военной базы и гламурного города – в спектакле Лепажа воспринимается как нечто естественное, как давно переставшая удивлять данность.
Эта близость усилена самой организацией спектакля – круглая цирковая арена с неподвижным центром и двигающейся внешней окружностью, люки в планшете, открывающиеся и выталкивающие аскетичную обстановку, обозначающую то или иное место действия. Все происходит быстро, и все как будто наплывает друг на друга. С легкостью поднимаются с пола узкие двери, в отсутствии каких-либо стен. Выплывает из люка тяжелая красная мебель – кровать, столик, тумбочки – дорогой гостиничный номер. Потом – ломберные столики, стойка бара, пункт досмотра в аэропорту. Потом все исчезнет, останется почти голое пространство, где кучкой свалены вещи и тлеет что-то вроде догорающего костра – спектакль переместился в пустыню. Экраны, размещенные сверху, служат то телевизором, то расписанием рейсов, то рентгеновским аппаратом в кабинете доктора. К финалу на круглом потолке зажгутся красноватые огоньки, к которым потянется дым, смешавшись с пустынным ветром. Это плывущее ощущение мира, явленное в спектакле Лепажа, усилено еще и тем, что всех, многочисленных персонажей играют всего шестеро актеров. Меняя немногое в своем внешнем виде, надевая очки, ковбойскую шляпу, парик с длинными волосами, платье горничной, они превращаются то в служащих казино, то в обслугу отеля, то в военных, то в доктора или проститутку. Как сложно придумать все это, как сложно все воплотить, с каким ритмом, с каким настроем работают актеры и как невероятно крута техническая команда – все это остается в тени, а на поверхности – лишь недостижимая простота. Эту, сугубо театральную, простоту Лепаж рифмует с монтажными киноприемами, с мозаичностью сценария, в котором каждая из историй прорастает постепенно, по эпизодам, по точным, стремительным штрихам.
"Пики" - первая масть в колоде Лепажа, темная, мистическая, агрессивная. Спектакль начинается с фокуса – на экране изображен джокер, а парень в ковбойской шляпе крутит карту в руках: карта парит в воздухе, совсем не касаясь его пальцев. Этот фокусник, загадочный Дик – что-то вроде дьявола, духа этого соблазнительного азартного города. Он будет манить, дразнить и очаровывать, впутывая остальных героев в круговорот страстей и слишком поздних разочарований. Лепаж, вроде бы, не придумывает ничего нового: его дьявол вполне традиционен, родом из маскульта, но самоирония, которой пронизан спектакль, и та осознанность, с которой придуманы персонажи и сюжетные линии, отменяют саму возможность снобистского отношения. Используя использованное, стереотипное и общеизвестное, Лепаж конструирует что-то новое, свойственное только ему самому. Дик "ловит" простодушную соседку по отелю на раритетные билеты на Селин Дион, а ее скептически-настроенный муж усмехается: как это по-квебекси – ехать за тридевять земель, чтобы сходить на концерт квебекской певицы.
Персонажи Лепажа – солдаты-наемники, горничная-нелегальная иммигрантка из Мексики, запойный игрок-телепродюсер, пара молодоженов – существуют, вроде бы, параллельно, лишь изредка пересекаясь в пространстве одного отеля. Из коротеньких эпизодов складываются истории. Вот пара солдат насилуют третьего, вот пожилой продюсер нервно разговаривает по телефону со своим загадочным кредитором, вот размалеванный под Элвиса аниматор венчает занудного физика и воздушную санитарку. Опытная горничная учит новенькую – нельзя класть "клинекс" на Библию, нельзя присаживаться на кровать, нельзя открывать окна – неудачники иногда выбрасываются. Проститутка кадрит молоденьких солдат в увольнительной.
Из ситуаций типичных, банальных, общих незаметно разворачиваются истории – странные, особенные, личные. В реальность, которая совсем недавно казалась такой знакомой, вторгается что-то зыбкое, что-то странное – как будто бездна, которая всегда близко, заполняет собой лакуны раздробленного, неуверенного сознания человека. Хрупкий брак физика и санитарки сыпется как карточный домик – он всю ночь бешено играет в казино, она проводит ночь любви с многоликим искусителем Диком. Наемника из Дании, усомнившегося в осмысленности нового антимусульманского похода, преследует крестоносец из далекого прошлого. Безупречная горничная, испугавшись смерти, ворует чаевые своей коллеги, а попавший в финансовую ловушку продюсер закладывает в ломбарде идею нового телешоу.
Лепаж ведет своих героев через испытания и соблазны, не высекая морали, не навязывая своему сюжету закономерностей. Режиссер предельно внимателен к персонажам, он как будто прослеживает их путь, сочувствуя и соучаствуя, отказываясь от роли всемогущего творца. Герои спектакля, растерянные, незащищенные, бродят по опасному миру, где любой намек на уют и комфорт оказывается профанацией, где земля все время уходит из-под ног. Но, все же, в этой не поддающейся осмыслению таинственности мира есть и надежда – хотя бы на многообразие возможностей и дорог: и рациональный, чопорный продюсер, благодаря везению решивший свою финансовую проблему, вдруг отказывается от такси в аэропорт и бредет сквозь пустыню, ища ответы на несформулированные вопросы.
